Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]
На этом закончилась печальная история с ракетами СС-23. Так, в течение нескольких секунд разговора с Шульцем он, никого не спрашивая и не получив ничего взамен, согласился уничтожить новые ракеты, стоившие стране миллиарды рублей. У Горбачева была прекрасная память, и он, конечно, хорошо помнил об этих ракетах. Но понимал, что если поставить этот вопрос на обсуждение в Политбюро, то он вряд ли получит поддержку нашего Генштаба, выступавшего против уничтожения таких ракет, фактически не подпадавших под договор. Вот почему Горбачев предпочел затем преподнести все это дело на Политбюро как свершившийся факт в качестве завершающего „компромисса", открывшего дверь к подписанию соглашения с США. Можно добавить, что многие члены Политбюро не знали толком, что это за ракеты СС-23, так как Горбачев говорил о них скороговоркой, а министр обороны Язов промолчал.
Когда Горбачев прибыл в Вашингтон 8 декабря 1987 года для подписания указанного соглашения, он, опять же без серьезного торга, согласился еще на одну уступку: уничтожить все ракеты СС-20 не только в европейской части СССР, но и в азиатской части, хотя в Азии они являлись частью нашей обороны против американских баз в Японии и Индийском океане, а также противовесом китайским ядерным вооружениям.
Политически этот договор, конечно, посылал важный сигнал всему миру: две сверхдержавы фактически молчаливо согласились с тем, что их долголетняя приверженность гонке вооружений не укрепляла их национальную безопасность и что они намерены теперь уделять больше внимания вопросам контроля над вооружениями.
Однако надо признать, что это соглашение было достигнуто ценою гораздо больших уступок с нашей стороны, чем с американской. И, думается, их можно было бы избежать, если бы мы проявили меньшую торопливость. Видимо, Горбачев считал, что сохранение динамизма в нашей политике оправдывает уступки. Такая тактика могла, конечно, иметь известное основание, но лишь до определенного предела, исключавшего создание выгодного для США прецедента в последующих переговорах.
Естественно, конфликт с военными усиливался. Особое недовольство вызывала деятельность Шеварднадзе, который, по их убеждению, проявлял чрезмерную готовность уступать американцам. Дело стало принимать порой характер открытых стычек на Политбюро между министром обороны маршалом Соколовым и Шеварднадзе. Более того, работа совместной рабочей комиссии представителей Министерства обороны и Министерства иностранных дел, созданных для разработки позиций к переговорам с США по разоруженческим вопросам, стала все чаще и чаще заходить в тупик. Представители обоих министерств выполняли приказы своих министров, а эти приказы явно не состыковывались в единую позицию. Горбачев дал указание, чтобы в работе комиссии принимали участие сами министры. Однако и это мало помогало.
Тогда Горбачев сделал такой ход: во главе рабочей комиссии он поставил члена Политбюро Зайкова, который занимался военной промышленностью и имел хорошие связи с военными, но как старый партийный работник внимательно прислушивался к Генеральному секретарю. Это и делало в целом позицию Зайкова достаточно уравновешенной.
Работа комиссии, в которой и я принимал участие, стала продвигаться вперед, но все же недостаточно быстро, как хотелось бы Горбачеву и Шеварднадзе. Последний по-прежнему часто оставался в одиночестве на заседаниях комиссии. Тогда, как правило, он говорил: „Хорошо, оставим этот вопрос, я переговорю с Михаилом Сергеевичем".
Сам Горбачев вначале остерегался еще вступать в открытый конфликт с военными, но неожиданно ему помог непредвиденный случай. 29 мая 1987 года небольшой одномоторный спортивный самолет, которым управлял летчик-любитель из ФРГ, пересек советскую границу, долетел, не обнаруженный советскими средствами противовоздушной обороны, до Москвы и совершил сенсационную посадку на Красной площади.
Горбачев не замедлил использовать этот скандальный случай в своих интересах. В субботу, 30 мая, он созвал внеочередное заседание Политбюро. Открывая заседание, он заявил об абсолютной беспомощности Министерства обороны, которое „должно еще объяснить народу и партии" этот из ряда вон выходящий случай. Он потребовал немедленных объяснений от руководителей министерства.
Заместитель министра обороны генерал Лушев признал чрезвычайный характер происшествия. Он пытался оправдать бездеятельность системы ПВО тем, что она была рассчитана лишь на современные военные самолеты и не смогла обнаружить спортивный самолет, летевший со скоростью 150–170 км в час на высоте 300–400 метров. Впрочем, все эти оправдания прозвучали весьма неубедительно, и Лушев сам вынужден был сказать, что вся ответственность полностью лежит на Министерстве обороны.
Министр обороны Соколов заявил, что все это дело передается в военную прокуратуру, которая рассмотрит ответственность конкретных высших военных должностных лиц, начиная с командующего ПВО страны генерала Колдунова (последний уже на самом заседании Политбюро был снят с занимаемого им поста). Соколов признал, что министерством не была отработана тактика борьбы с подобными низколетающими одиночными целями. Признал он и отсутствие четкого взаимодействия во всех звеньях ПВО.
После этого развернулась жесткая дискуссия. Премьер Рыжков заявил, что наступила пора спросить и с армии, которая до сих пор была запретной для критики зоной. Громыко высказал предположение, что указанный полет, судя по всему, не случайность, а является результатом заранее разработанного сценария немецких и американских спецслужб, чтобы дискредитировать советское руководство, показав его неумение защитить границы своего государства. Лигачев (по предварительному сговору с Горбачевым) призвал решительно обновить руководство Министерства обороны и усилить партийный контроль над армией. Шеварднадзе обвинил военных в том, что перестройка как процесс совсем не затронула армию. Он говорил о девальвации авторитета армии, падении ее боеспособности, ее стремлении к неоправданно раздутому военному бюджету и нежелании участвовать в процессе переговоров по ограничению вооружений. Вообще он постарался отыграться на Соколове.
В заключение с резкой речью выступил Горбачев. Он говорил о серьезности положения в армии, о том, что руководство Министерства обороны болезненно воспринимает поворот партии в сторону перестройки и нового мышления и что это положение надо решительно исправить. Он поставил вопрос не только об усилении политической ответственности военных, но и необходимости срочного укрепления руководства Министерства обороны.
